Глава 12. Страшно, аж жуть!

Несколько раз меня приглашали сниматься в кино, когда по сюжету требовалась работа человека с собакой. Наверное, у меня внешность отъявленного киношного злодея. Или режиссеры попадались сплошь закоренелые антисобачники. Чем еще объяснить, что приходилось играть исключительно вариации на одну сугубо отрицательную тему: этакого прибандиченного собачьего инструктора, натаскивающего очередного четвероногого киллера.

Пришлось "пострадать через это дело" и Ханычу. Прекрасный служебный пес, в жизни своей не тронувший человека без очень веской на то причины, был вынужден изображать абсолютную невоспитанность и безудержную людоедскую злобу. Выставочный, то есть, образец "собаки-убийцы социально неприемлемой породы ротвейлер" прямым ходом со страниц сомнительной прессы.

Вплоть до того, что в одном фильме он должен был насмерть загрызть собственного хозяина, то есть меня.

Сообразите навскидку, как правдоподобно заснять кровавую расправу собаки над человеком, да чтобы никто не получил травм? Вот и на площадке сразу пошли рассуждения о комбинированных съемках, о дорогостоящих спецэффектах, о похожем на меня манекене, который можно было бы отдать на растерзание псу…

Послушал, послушал я эти разговоры – и предложил Ханычу поиграть в мячик. А он, надо сказать, был великий охотник до этой игры.

Увидев, чем мы занимаемся, оператор схватился за камеру, а гример вынес и стал приклеивать мне к шее мешочки с искусственной кровью. Внешняя сторона этих мешочков имеет цвет и фактуру человеческой кожи, не знавши – не отличишь. Когда все было готово, я хорошенько раззадорил кобеля, после чего сунул мячик себе за ворот свитера – и при очередном наскоке Ханыча картинно рухнул навзничь.

И дело пошло! Ханыч упоенно вертелся и хлопотал надо мной, рылся мордой в вороте свитера, стараясь скорее добраться до любимой игрушки, я отталкивал его, орал дурным голосом и конвульсивно подергивался… Киношные ужасти получились что надо. Особенно крупные планы, где было отчетливо видно, как огромные клыки пропарывают "человеческую кожу" мешочка и наружу брызгает густая алая "кровь". Что характерно, я при этом не получил ни царапины. И не боялся, что получу. Уж кто-кто, а Ханыч, имевший богатый опыт реальной борьбы с человеком, отлично знал, где кончается бутафория и начинается живое уязвимое тело!

Рабочее название той картины было "Молчаливый убийца". Как ее назвали в прокате и вышла ли она вообще на экраны – честное слово, не знаю, не интересовался.